Переписка с Н. Ф. фон Мекк (1877 год)
238. Чайковский - Mекк
[Флоренция]
29 ноября/11 декабря 1878 г.
Среда.
Милый друг мой! Я сегодня был очень, очень порадован работой, которую сделал для меня Пахульский. Признаюсь, я даже не ожидал, чтобы он мог сразу вполне удачно удовлетворить всем моим требованиям. Рондо его оказалось вполне безупречной задачей. Отдельные части логически последовательно следуют одна за другой, ничего лишнего, все складно и ладно, а в этом-то и была вся цель задачи. Нет никакого сомнения, что у него есть чутье и инстинкт формы, а это дается очень трудно тому, кто вступает на поприще сочинителя. Искусство, с которым он сумел исполнить вполне точно все, чего я потребовал от задачи, выказывает восприимчивость музыкального организма, которая служит очень хорошим предзнаменованием.
Я сегодня беспрестанно думал о том, как Вы должны страдать от холода. Какой ужасный день! Нет ничего бесполезнее, как сожалеть о чем-либо не сделанном, но я все-таки скажу, что Вам следовало нанять виллу не во Флоренции, а где-нибудь между Генуей и Ниццей. Флоренция удивительно хороша позже, в феврале. В прошлом году я имел счастье попасть как раз. в лучшее для нее время года. Ведь главная Ваша цель, т. е. избегнуть холода, не достигнута. Все это я пишу на тот случай, что Вы и в будущем году проживете эту часть года не в России. Несомненно, что разница в климате между Флоренцией и Riviera Ponente огромна и что к Вашим требованиям всего лучше подходит та сторона. Извините, дорогая моя, что-я навязываюсь Вам с советами и бесплодными сожалениями. Впрочем, в Вене Вы будете меньше страдать от холода; там в хороших отелях отопление отличное.
Я получил письмо от Модеста. Бедный мой повествователь повергнут в отчаяние. Ларош, с которым он очень дружен и который в его глазах литературный авторитет, пристал к Модесту, чтобы он прочел ему повесть. Повесть была прочтена, и Ларош раскритиковал ее в пух и прах, так что Модест не хочет кончать. Я написал ему, чтобы он во что бы то ни стало кончил. И Ларош не отрицает в нем таланта, а что первый труд не вполне удачен, так.это неудивительно. Но ничего нет хуже, как поддаваться недоверию к себе и оставлять неоконченным хотя бы и относительно слабое сочинение. Со стороны Лароша это просто безжалостно и бестактно. Я не менее Лароша чувствовал многие недостатки Модестиной повести и в особенности растянутость. Но нужно было, сделавши замечание, все-таки поощрить. Но, будучи критиком по профессии, он счел долгом отщелкать бедного новичка. Меня это ужасно сердит.
А от Анатоля писем нет. Ах, друг мой, до какой степени верно все, что Вы мне сказали о нем в последний раз! Из письма Модеста я вижу, что он здоров и весел, следовательно, я все-таки спокоен на его счет.
Будьте здоровы, дорогая моя.
Ваш П. Чайковский.
Р. S. Я и забыл сказать про то, что концерт Lalо мы с Пахульским сыграли и что хотя я остаюсь при прежнем мнении (только сожалея об излишней резкости выражений), но, подобно Вам, начинаю, по мере ближайшего ознакомления, любить его. Ради его милых качеств я сегодня снисходительнее отнесся к недостаткам. Впрочем, это относится только к первой части. Andante мне вовсе не нравится, а финал, при исполнении с оркестром, должен иметь не мало юмора и пикантности. (Последнее слово очень противно, но как подыскать подходящее русское выражение?)
Клавираусцуг финала сюиты готов, но так как он написан партитурой и так как я не хочу посылать его Вам отдельно, то подожду, пока готовы будут одна или две другие части, которые все-таки придется сначала отдать переписать. Всего вероятнее, что я просто попрошу Пахульского отдать в Вене переписать мое маранье и оригинал послать к Юргенсону. Наученный горьким опытом симфонии, я хочу на этот раз, чтобы клавираусцуг был готов в одно время с партитурой, так чтобы ко времени исполнения сюиты он уже был напечатан.