Переписка с Н. Ф. фон Мекк
151. Чайковский - Мекк
Каменка,
18 октября 1879 г.
Милый и дорогой друг! Получил сейчас Ваше большое письмо из Парижа. Благодарю Вас от всей души за заботы о нашей симфонии. Потрудитесь и Владисл[аву] Альберт[овичу] передать мою живейшую благодарность за его хлопоты. Я буду очень рад, если исполнение симфонии осуществится, но очень может быть, что Colonne, несмотря на готовность, окажется бессильным удовлетворить наше желание. Он в самом деле не исключительный распорядитель относительно выбора пиес, и, ввиду огромного множества местных композиторов, добивающихся чести попасть на программу, ему трудно будет заставить принять иностранную симфонию, особенно если уже назначен к исполнению тот отрывок, о котором он говорил Влад[иславу] Альбертовичу.
Милый друг! Вам, конечно, лучше моего знать, следует или не следует говорить Коле о наших планах, и если Вы найдете нужным и удобным сообщить ему о них, то могу ли я быть против этого? Но все-таки я остаюсь при прежнем мнении, что до тех пор, пока Тася-не что иное, как неуклюжая, угловатая и еще совсем умственно неразвитая девочка, притом с таким характером ребяческой, взбалмошности, который требует очень близкого знакомства, чтобы ценить ее в сущности чудесную натуру, она не может внушить ему серьезной симпатии и разве только из повиновения, уважения и любви к матери он примирится с мыслью, что она-его будущая жена. Вы говорите, друг мой, что, если ему не указать на Тасю, как на будущую подругу жизни, он может влюбиться в старшую сестру. Опасность эта действительно есть и может быть не столько от Тани, сколько от Веры, которая в последнее время распустилась невыразимо прелестным цветком и от обаяния которой никто не может освободиться. Совершенно немыслимо, чтобы юноша столь развитый, как Коля, видя Тасю рядом с старшими сестрами, мог по непосредственному влечению склониться в сторону первой. А хорошо ли для счастья наших молодых людей, если в сердце его не сразу заронится искра симпатии к ней? Другое дело-чрез два, три, четыре года, когда Тася в свою очередь начнет расцветать и физически и умственно, а сестры ее уже сделаются по возрасту совершенно неподходящими для мальчика, каковым Коля все еще будет в то время.
Вообще, милый, чудный друг мой, меня донельзя трогает и радует Ваше увлечение нашими проектами, но, ради бога. не будем торопиться; мы этим можем только испортить дело. Я, со своей стороны, не могу серьезно относиться к этому делу, пока Тася не подрастет, пока ее моральная и материальная физиономия не определится окончательно. Вам, быть может, это непонятно, милый друг, потому что Вы смотрите на возможность и осуществимость нашего плана только с точки зрения Коли, который, несмотря на свои почти детские годы, уже успел обрисоваться. Я же, в свою очередь, смотря на наше дело с точки зрения Таси, которая, как я Вам писал в Симаках, мне очень симпатична как ребенок, но составляет вопросительный знак как человек, должен и могу повторить только то, что писал Вам в Симаках: нужно подождать. Что Тася не будет нехорошим человеком, это я и теперь знаю, ибо из такого любящего сердца не может с годами сделаться дурное. Но будет ли она женщина, способная осчастливить мужа, этого ни я и никто из близких не знает. Характер ее очень странный, неровный, и воспитание ее стоило много труда, много слез всем, кто руководил ею, начиная с матери. Я надеюсь, что все шероховатости сгладятся со временем, но когда идет речь о том, чтобы уже теперь связать ее судьбу с сыном Вашим, то моя обязанность сказать: подождем.
Я уезжаю отсюда двадцать четвертого на один день в Москву по делу печатания оперы и на неделю в Петербург. Очень неблагоразумно и нерасчетливо делать этот страшный крюк на пути в Италию, но это необходимо. Брат Анатолий жестоко хандрит и желает меня видеть, да и я уехал бы за границу не с легким сердцем, если б не повидался с отцом и с братьями. В Москве мне быть нет необходимости, но все же я один день там проведу, чтобы посмотреть, что делается с оперой и сюитой.
Если найдете возможным, милый друг, что-нибудь написать или телеграфировать мне, то прошу адресовать: С.-Петербург. Надеждинская, дом № 4, к в. № 4. Пятого или шестого ноября я выеду за границу и буду останавливаться в Вене, Венеции, Флоренции.
Будьте здоровы, -милый, добрый друг!
Ваш П. Чайковский.