Переписка с Н. Ф. фон Мекк
287. Мекк - Чайковскому
Флоренция,
13 сентября 1880 г.
Милый, бесценный друг! Получила вчера Ваше письмо от последнего. числа шестого. Бедненький крошка Юрий! Какую страшную болезнь он выдержал. Слава богу, что все кончилось хорошо. Что за милый детеныш он должен быть.
Бедный Лес Васильевич, что у него все неудачи в хозяйстве. Это очень тяжелая сторона поземельной собственности; как видно, эти жуки и червяки сделались хроническим злом в Каменке. Скажите, Петр Ильич, что они есть в Вербовке? Изыскивают ли средства к уничтожению их? Я ужасно боюсь, чтобы они не перебрались к нам в Подолию.
Надежда, которую Вы мне подаете на Ваш приезд сюда, до крайности меня восхитила. Дай бог, чтобы все сложилось так, чтобы Вы вполне спокойно могли оставить Россию и подышать благодатным воздухом Viale dei Celli. А как тут хорошо, просто не налюбуешься, не нарадуешься. А что если бы, Вы, наоборот, приехали сейчас сюда, Петр Ильич, а в ноябре уехали обратно в Россию. Теперь здесь ужасно хорошо....
Как я рада за Вас приезду Модеста Ильича. Что Коля совсем успокоился о разлуке с матерью или иногда скучает? Подталкивайте, Петр Ильич, Модеста Ильича закончить и выпустить в люди свои сочинения. Скажите ему, что нехорошо будет, когда потом в его биографии напишут, что он десять лет сидел над первым сочинением. Хотя это будет и неправда, потому что он не работает его, а держит в портфеле три года, но не все это могут знать, и биографы будут иметь основание к своей ошибке. К тому же попросите его лично от меня, чтобы он скорее выпустил свой роман. Мне очень хочется познакомиться с ним. а я боюсь не дожить до этого, если он нескоро выйдет.... Что Модест Ильич также воспитывался в Училище правоведения?
От своих мальчиков я имею письма очень часто, и это время они были в некотором унынии. Макса отдали в училище полным пансионером, и он, бедняжка, так скучал, что всех их привел в уныние. Саша написал сюда очень трогательное письмо о плачевной судьбе Макса. Бедный Миша совсем стал не слышен в доме с горя о своем товарище и друге. Все это, конечно, так взволновало меня, что я сейчас телеграммою послала им распоряжение выручить Макса из пансионеров и превратить его в экстерны, и, судя по ответу, надеюсь, что это устроится....
Ваши восторги к Моцарту я вполне понимаю, милый друг мой. Когда я смотрю на портрет Моцарта, я сама умиляюсь этою безграничною кротостью и неведением зла. Он был не от мира сего, и его музыка вполне соответствует его натуре, она, как Вы и говорите совершенно верно, успокаивает, примиряет, а я предпочитаю музыку, которая волнует, протестует. Вы скажете, быть может, что у нас и так в жизни много волнений, но те волнения диаметрально противоположны музыкальным: в жизни человек - совершающимся злом, в музыке - стремлением к добру. Насколько первое непроизводительно, настолько второе-полезно, благотворно для нравственности. Если бы люди побольше волновались музыкою - меньше приходилось бы волноваться жизнью, люди были бы человечнее, возвышеннее. Опять под человечностью я не понимаю всепрощение, равнодушие к злу, нет, его я не уважаю, я не хочу примиряться со злом, не хочу прощать его, и вот почему я люблю и в музыке протест и не преклоняюсь перед все прощающими элементами. Я люблю в Моцарте выражения его собственной голубиной натуры, но относительно миpовых вопросов я в нем не нахожу ничего: тот, кто прощает зло, не приведет человека к добру....
Надеюсь, милый друг мой, что Вы написали мне ответ насчет бюджетной суммы. К этому еще один вопрос: быть может, опять удобнее соединить присылку за четыре месяца? До свидания, мой дорогой, несравненный друг. Всегда везде горячо Вас любящая
Н. ф.-Мекк.