Переписка с Н. Ф. фон Мекк
306. Мекк - Чайковскому
Флоренция,
3 ноября 1880 г.
Дорогой мой, милый друг! Мне всегда и постоянно приходится выражать Вам мою безграничную и бесконечную благодарность, вот и теперь я и пересказать не могу, как я Вам благодарна за Ваше желание сделать мне удовольствие сочинением trio, но, конечно, и говорить нечего, что я ни за что в мире не захочу, чтобы Вы Ваше творчество эксплуатировали против собственных симпатий, а к тому же скажу Вам, милый друг мой, что Вы очень ошиблись, думая, что я люблю именно trio. Нет, я люблю в них музыку, как люблю ее везде, в каких бы видах она ни являлась, но со стороны замысла, обстановки, набора, так сказать, персонажей и распределения им ролей я решительно не понимаю, для чего пишут trio, так что у меня сложилась стереотипная фраза, когда заговорят об trio: “Hу, trio пишутся для фортепиано”.С механической стороны в них постоянно нарушается закон равновесия, с математической выходит, что 3:3 не дадут 1 на каждого. А я человек аккуратный, люблю везде равновесие, симметрию, математическую точность и ясность, а, слушая trio, я всегда спрашиваю себя, за что в нем таким прелестным инструментам, как скрипка и виолончель, даны роли людей, сующих нос не в свое дело, хотя бы и умно, но там, где и без них могут обойтись очень хорошо. Сочинением же, по его внутреннему содержанию, независимо от группировки инструментов и звукового подбора, я восхищаюсь ужасно и жалела теперь очень, очень, что Вы не сочинили ни одного trio, потому только, что я в данных обстоятельствах имела бы возможность слушать Вашу музыку.
Вообще в моих вкусах к разным видам музыкальных сочинений есть такая градация: больше всего я люблю оркестровые сочинения, затем из камерной музыки больше всего квартеты (струнные), потом квинтеты. Септуоры и октеты мне как-то подозрительны, и меньше всего в этой области люблю trios, хотя, повторяю, они трогают мне сердце глубоко. Я не чувствую физического отвращения к их звуковому сочетанию, но умом не понимаю, для чего их сочиняют.
Теперь перейду ко второму предмету, еще более для меня интересному, к “Орлеанской деве”. После Вашего указания, дорогой друг мой, я еще перечитала рассказ Иоанны и Финал и была изумлена, поражена, до того это хорошо. Рассказ Иоанны-верх совершенства по своей естественности и искусству воспроизвести музыкою текст. Это начало рассказа бесподобно; неподражаемо! Как натурально: она не поет, а именно рассказывает. Мысль вложить в уста Иоанны музыку ангелов и тем указать ее наитие свыше-гениальна. Финал превосходен! Что за прелестные модуляции в нем. А знаете, Петр Ильич, что над одним тактом я просидела и старалась понять его с час времени. В одном месте, где поют поочередно король и Иоанна, в партии оркестра сделана модуляция посредством энгармонизма в диэзный тон, а в том же такте, в голосе короля, остается # бемольный тон, так что в голосе короля получается La ***, а в оркестре Sol *** [Энгармонизм-отношение между звуками, различными по высоте и письму, но одинаковыми по музыкальному значению, например, La ***= Sol ***. Энгармоническая модуляция-переход из одного строя в другой, основанный на замене звуков аккорда предыдущего строя ангармонически равными ему звуками, принадлежащими последующему строю.]. Я и стала думать, отчего же Вы не сделали одинаковой метаморфозы в обеих партиях? Соображала, соображала и должно быть догадалась, почему это так. Не смейтесь, мой милый друг, что я задумываюсь над такими недоступными для меня вопросами, но ведь это только в Ваших сочинениях.
Все, о чем я говорила, т. е. рассказ Иоанны и Финал, изумительно хорошо. Но тем не менее мою душу трогает глубже всего мольба Дюну а, и я Вам расскажу, мой милый друг, почему. Вообще везде меня трогают и волнуют выражения, конечно, тех чувств, которые я понимаю и признаю. Понимаю же я чувства патриотизма, материнской любви и того чувства, которое люди зовут вообще любовью, а я называю дpужбою. Не понимаю и не признаю любви юных влюбленных существ. По моим понятиям, любовь начинается там, где она обыкновенно кончается, а именно, с близких отношений. Влюбленность же есть мечта, игра воображения, раздражение внешних чувств, вследствие которого является возбуждение совсем не почтенного свойства- чувственное, тогда как между людьми близкими чувственная сторона отодвигается совсем на задний план и действует только настолько, насколько природа наделила животным свойством человека, но тем не менее между ними устанавливается связь неразрывная.... Вот почему, мой милый друг, я в операх, в литературе и в жизни никогда не трогаюсь страданиями юных влюбленных сердец и остаюсь равнодушною при таких любовных сценах. Вот почему я и говорю Вам всегда, что Ваша музыка выше сюжета;я отношу это к любовным сценам. Поэтому и сцены любви в “Орлеанской деве” меня трогают меньше чего другого.
Второе. Сюжет рассказа Иоанны и Финал принадлежит также к области моих скептических отношений. В послания свыше я не верю, даже о сошествии св. духа на апостолов стараюсь не думать. Недавно еще здесь, в картинной галерее, выставлена была большая картина “Les tentations de St. Antоinе” [“Искушение св. Антония”]. Вы понимаете, конечно, что этим “tentations” были женщины, окружающие его в соблазнительной наготе и дразнящих .позах, и он, скорченный, дрожащий и бледный, как мертвец, возбуждал во мне и смех и отвращение: сам вследствие пошлости и гадких мыслей додумался до привидений и возводит в добродетель свое целомудрие. Я скажу, что выпороть бы его надо за то, что ему представлялись такие мерзости, а не в святые производить. Извините, милый друг, за крупные выражения, но я не могу мириться с людскою пошлостью. Но, боже мой, куда я залетела-от Jeanne d'Arc к св. Антонию. Я надеюсь, впрочем, что этот святой католический, а не наш.
Итак, милый друг, музыка рассказа Иоанны и финал восхитительны, несравненны, но видениям ее я все-таки не верю, потому что я реалистка и поклоняюсь возвышенным, но реальным чувствам,-поэтому патриотизм Дюнуа меня пробирает насквозь, трогает сильнее всего другого...
Слышали ли Вы, друг мой, что представительница. Вашей Татьяны, Климентова, сошла с ума, и доброжелатели Ник[олая] Григ[орьевича] сейчас валят на него вину за это, говорят, что он давно с нею в близких отношениях. Правда ли это? Мне что-то не верится ...
Мой французик уехал, и мне очень скучно, что я не могу слушать ни Вашей фортепианной сонаты, ни прелестных мелких сочинений, из которых я особенно обожаю вальс fis-moll, который Bussy играл очень хорошо. Trios мои также прекратились.
Время летит беспощадно быстро, вот уже мне остается пробыть здесь один только месяц. Жаль, здесь так хорошо. Если бы не дети в России, я бы не уехала отсюда до весны. Мы ни разу не были ни в театре, нив каком концерте, потому что и нет ничего, хотя в опере участвует Данджери, наша знакомка по России, но состав труппы все-таки плохой.
До свидания, милый, дорогой друг. Жду Вас с нетерпением. Всем сердцем беспредельно Вас любящая
Надежда фон-Мекк.