Переписка с Н. Ф. фон Мекк
82. Чайковский - Мекк
Каменка,
14 октября [1882 г.]
Милый и дорогой мой друг!
Надеюсь, что письмо, которое написала Вам сестра моя, дошло до Вас. Я просил ее высказать Вам с полной откровенностью ее чувства и мысли насчет отношений между Колей и Анной, и уверен, что она так и сделала. Не знаю, какое впечатление произведет на Вас письмо это, но радуюсь тому, что она вошла, в непосредственные письменные сношения с Вами. Это, во всяком случае, самый лучший способ уяснить положение дела и укрепить сближение между нашими детьми, полюбившими друг друга.
Вчера я получил письмо от Коли и вчера же отвечал ему. Случилось, что несколько его писем лежали в Каменке без ответа, вследствие того, что болезнь сестры задержала ее вместе с Натальей Андреевной Плесской в Одессе. Приехавши, она тотчас же написала ему, но или письмо не дошло, или не успело еще дойти, и Коля, подумавший, что, верно, сестре моей хуже, пришел в беспокойство и просил меня дать ему сведений о них. Кроме того, я получил перед этим письмом еще другое от него, и знаете, друг мой, что для меня большое удовольствие получать и читать его письма. Достоинство их не в том, что он обладает каким-нибудь особенно блестящим литературным стилем, а в том, что он в письмах своих высказывается целиком, совершенно так же, как в разговоре. Он пишет, как говорит, так что, прочтя его письмо, кажется, как будто только что виделся с ним, и впечатление от них остается такое же, как и от беседы с ним. Это, в самом деле, замечательно цельная, прямая, симпатичная натура, и чем больше узнаешь его, тем больше любишь. Нас всех очень интересует, что означает Ваша телеграмма к Коле, возвещающая приезд Саши в Петербург, и я просил Колю поскорее сообщить нам все подробности об этом.
У нас здесь всё благополучно, и даже можно сказать, что давно уже не было такой полосы полного благополучия, как теперь. Дай бог, чтобы полоса эта протянулась как можно дольше! Анна поглощена своей сложной педагогической деятельностью. Пока еще не приехал приглашенный для мальчиков учитель, и Анна занимается ежедневно по нескольку часов с братьями; кроме того, она учит Тасю и еще одну бедную девочку, и всё это она делает с самым пылким усердием и любовью к делу. Вообще нельзя достаточно нахвалиться Анной. Так утешительно видеть, как она каждую минуту своей жизни старается сделать полезной и для других и для себя!
Я отдохнул несколько от утомления, причиненного мне “Орлеанской Девой”, и теперь понемножку начинаю приниматься за инструментовку новой оперы.
Состояние духа моего было бы и превосходно, если бы не беспокойство по поводу брата Модеста. Он, бедный, всё недомогает и хотя на ногах, но постоянно нехорошо себя чувствует. Притом же, подобно мне, он ненавидит Петербург, петербургскую жизнь и очень тяготится тем, что прикован к этому ненавистному городу интересами его воспитанника.
Об Италии он мечтает как об обетованной земле, но, увы, в нынешнем году, во всяком случае, он не попадет туда. Для меня это очень горько, и без Модеста Италия в моих глазах теряет половину цены своей.
Будьте здоровы, дорогая моя!
Ваш бесконечно Вам преданный
П. Чайковский.