И. В. Липаев. Из воспоминаний артиста-музыканта
Но вот, наконец, спустя уже несколько месяцев, нам удалось поговорить о деле.
— Вы напечатали статью о жизни музыкантов,—сказал он, долго думая о чем-то и потирая лоб,— признаюсь, я прочел ее с жадностью2. Я давно интересовался жизнью этих трудолюбивых людей. От благосостояния их зависит прогресс музыки. Оркестр— своего рода инструмент. Не жалеем же мы на хороший инструмент ни средств, ни попечений, ни забот. Это делаем мы для немого дерева или металла, из которого он сделан. Как же не отнестись сочувственно к живому инструменту — оркестру. Вы согласны?
— Конечно.
— Может, мое сравнение несколько неудачно, но не в том суть. В своей статье вы жалуетесь, что у музыкантов мало вспомогательных обществ. Верно. Общества —это гарантия лучшей жизни всякому человеку, а артисту в особенности. Не пробовали ли вы от теорий перейти к применению своих мыслей на практике?
Я отвечал, что не пробовал. Произошло долгое молчание. Петр Ильич снова задумался, а потом спросил:
— Вы отдались бы такому делу?
Я ответил положительно, но притом указал на многие условия, препятствовавшие осуществлению такой мечты.
— Ах, что условия! — нетерпеливо перебил он. —Нужны деньги, связи,— я на все готов...
И он опять замолчал. В эти минуты я просто не узнал Чайковского: более или менее спокойный, теперь он показался мне крайне раздраженным.
— Нужно же когда-нибудь это сделать,— продолжал он,— возьмитесь. У самого у меня нет времени, у меня много еще забот.
Это были последние его слова, и, в сущности, разговор на этом и кончился. Я начал подготавливать материалы к составлению устава «Общества взаимопомощи оркестровых артистов». Я выписывал их откуда только мог. Прочитывая Чайковскому, я хотел этим остановить его внимание на каком-нибудь типе общественных учреждений. Но это его не удовлетворяло.
Весной 1892 года он уехал за границу. Для руководства он обещал мне выслать оттуда уставы германских ферейнов.
Я ждал долго, и, однако, посылки не было. Тем временем мне пришлось быть в Петербурге, где я играл в симфоническом оркестре «Аквариума». Оркестром этим в то время дирижировали Каянус и Энгель. В вечер, посвященный исключительно произведениям русских композиторов, г. Энгель поставил сюиту Чайковского из балета «Щелкунчик». В Петербурге, по крайней мере, она исполнялась тогда впервые3. И каково было мое изумление, когда я увидал в зале Чайковского, нарочно приехавшего послушать свое произведение. В антракте я бросился в зал, но в дверях столкнулся с композитором.
— Ба! — воскликнул он. — Как я рад...