Жизнь Чайковского. Часть IV (1866 — 1877)
Но я не могу при этом не довести до сведения вашего сиятельства о некоторых неудобствах, которые может встретить на практике присуждение премии. Главной дирекции небезызвестно, что опера, как всякое вокальное сочинение, не подлежит, подобно увертюре или симфонии, какой-нибудь традиционной форме, твердо установленной великими мастерами классического искусства. Известно, что в настоящее время существуют самые противоположные взгляды насчет того, каким образом следует относиться к оперному тексту. Одни, соглашаясь, что прежние, в особенности итальянские, оперы грешили отсутствием осмысленности в применении музыки к сцене, не отказались, однако же, от включения в оперную музыку оформленных музыкальных номеров (как-то арий, дуэтов, ансамблей). Другие, в погоне за возможно большею реальностью, пришли к заключению, что опера, как последование хотя бы и органически связанных отдельных частей, есть художественный нонсенс, что как в жизни, так и в опере люди не говорят друг с другом в одно время и, наконец, что речитатив, рабски подражающий разговорным интонациям голоса, сопровождаемый оркестром, выражающим настроение действующих лиц, есть единственно разумная форма для оперы. Ввиду того, что независимо от музыкальных красот оперы, можно относиться к ней с подобными предвзятыми теориями и на основании их, прежде чем оценить достоинства самой музыки, отрицать разумность сочинения, — а при таком теоретическом отношении к произведениям, подлежащим обсуждению будущего комитета, безусловная справедливость немыслима, — я страшусь, чтобы наши композиторы не остановились в своем рвении перед тем соображением, что от оперы их потребуют, быть может, таких внешних формальностей и согласование с такими теориями, которые противоречат их эстетическим принципам. Вот почему, как ни благодетельны, быть может, вообще конкурсы, но опера есть род сочинения наименее соответствующий удобоприменимости их.
Чтобы выйти из этого затруднения, не найдет ли главная дирекция возможным точно указать на род музыки, который преимущественно соответствует тексту, — нужны ли отдельные номера, или следует, напротив, держаться новейшего взгляда на оперное направление?
Будучи сам сочинителем и одним из вероятных конкурентов, я не имею ни права, ни основания выражать мой собственный взгляд на этот предмет, и мне остается только выразить искреннее желание, чтобы дирекция нашла средства предупредить недоумение и нерешительность соискателей и, по возможности точным указавшем того, что потребуется для присуждения премии, привлечь возможно большее число конкурентов.
Так как Николай Григорьевич Рубинштейн совершенно согласен с моим взглядом на проект условий для конкурса и на недостаточность их в отношении определительного указания рода музыки, преимущественно подходящего к либретто Полонского, то он поручает мне сообщить в. с-ву, что особого ответа на письмо ваше он считает возможным не посылать и просит принять настоящие строки как выражение нашего общего мнения.
К 1 августа 1875 г. партитуры «Кузнеца Вакулы» должны были быть представлены комитету, присуждавшему премии. Кроме последней, удостоенная ею опера получала права постановки на императорской сцене в Петербурге.
Петр Ильич сначала не решался взяться за эту работу, опасаясь, что она пропадет даром. Тем не менее с либретто «Вакулы» он познакомился и пленился им до крайности. Новизна колорита, оригинальность и разнообразие музыкальных задач, прекрасные стихи и глубокая поэзия гоголевской сказки пленили воображение Петра Ильича настолько, что его неудержимо потянуло написать музыку этой оперы. Получение премии играло в этом случае совсем второстепенную роль и никаким образом не было стимулом для начала работы. Но конкуренции Петр Ильич все-таки боялся, повторяю, не столько из страха не получить премии, сколько из опасения, что труд, в случае неудачи, пропадет даром, и опера никогда не будет поставлена в Мариинском театре. Только поэтому он счел нужным справиться, не будут ли ему конкурентами композиторы равной ему силы, т. е. А. Рубинштейн, Балакирев и Римский-Корсаков. Убедившись, что ни один из них соперничать с ним не будет, он, совершенно влюбленный в свою задачу, с увлечением принялся за нее, как только кончились занятия в Московской консерватории, и он мог уехать в деревню.