Жизнь Чайковского. Часть IV (1866 — 1877)
№ 273. К Э. Направнику.
(Сентябрь).
Многоуважаемый Э. Ф., потрудитесь, пожалуйста, передать Юргенсону, не находите ли вы нужным, чтобы я приехал в Петербург для разъяснения каких-нибудь недоразумений по части предварительных распоряжений о постановке моей оперы. Вообще не желаете ли вы переговорить со мной? Бели партитура в скором времени будет отдана в нотную контору для расписывания партий, то я попросил бы вас сделать следующее распоряжение: весь полонез третьего акта, начиная с третьей строчки стр. 193 (клавираусцуга), нужно переписать на нолтона ниже, в Es-дур, потому что военному оркестру трудно шрать в этом тоне. Касательно распределения ролей полагаюсь совершенно на вас.
№ 2736. К Н. А. Римскому-Корсакову.
Москва. 29 сентября 1876 г.
Милый друг Н. А., получив ваше письмо, пошел к Юргенсону и вопросил его насчет квартета. Вот что он мне ответствовал: ездил он летом в Америку, и в его отсутствие царствовал у него такой хаос, что и до сих пор он не может опомниться. Это обстоятельство, а также то, что у него теперь огромная масса всяких рукописей, предназначенных к печатанию, могут служить ему оправданием в задержке вашего квартета. Но, чтобы быть вполне откровенным, я вам расскажу одно обстоятельство, которое мне, кажется, лучше всего объясняет неторопливость Юргенсона. В прошлом году, когда были получены партии вашего квартета, у Рубинштейна его пробовали наши квартетисты в присутствии Юргенсона. Этим четырем господам квартет ваш не понравился, и они выразили Юргенсону удивление, что он решается издавать вещь, которая обречена на забвение. Это, вероятно, охладило рвение нашего издателя, которое я теперь подогрел. К тому же в предстоящей серии квартет будет исполнен, и, по всей вероятности, ближе с ним познакомившись, гг. квартетисты возьмут назад свое прошлогоднее мнение. Я в этом уверен даже, потому что сам по себе знаю, что квартет ваш тем больше нравится, чем больше в него всматриваться. Первую часть его я считаю положительно прелестной и идеально чистой по фактуре. Она может служить образцом чистоты стиля. Andante хотя суховато, но в самой своей сухости — характерно, как реминисценция из времен париков, фижмы и роброна. Скерцо живо, пикантно и должно звучать прекрасно. Что касается финала, то должен сказать откровенно, что он мне совсем не нравится, хотя не могу поручиться за то, что по услышании его не примирюсь с его назойливо преследующим ритмическим мотивом и с его сухостью, доходящею до непереваримости. Вы знаете, что я считаю ваше теперешнее состояние переходным, в вас все бродит, и еще никому неизвестно, до чего вы достигаете. Я полагаю, что с вашим талантом и с вашим характером можно достигнуть колоссальных результатов. А пока все это брожение не уляжется, неудивительно, что все ваши теперешние произведения, в том числе квартет, еще не chef-d'oeuvre'bi. Впрочем, оговорюсь и еще раз повторю, что 1-я часть образец действительной чистоты стиля. В нем есть что-то моцартовски красивое и непринужденно вылившееся из-под пера.
Вы спрашиваете, правда ли, что я написал 3-й квартет. Правда. Я его произвел на свет в прошлом учебном году непосредственно за возвращением из-за границы, зимой. В нем есть andante funebre, которое имело здесь значительный успех, так что в течение двух недель квартет в посту играли три раза. Вот это-то обстоятельство и объясняет, что Юргенсон с моим квартетом поторопился больше — он действительно печатается.
№ 274. К А. Давыдовой.
6-го октября.
<...> Пожалуйста, мой ангел, не беспокойся насчет моей предполагаемой женитьбы. Во-первых, я вовсе, не располагаю решиться на этот шаг в ближайшем будущем, и, во всяком случае, в нынешнем году (т. е. учебном) этого наверно не случится. Но в течение этих нескольких месяцев я хочу только присмотреться и приготовиться к супружеству, которое считаю по многом причинам очень хорошим для меня делом.
Будь уверена, что не брошусь без оглядки в омут неудачного союза.