Переписка с Н. Ф. фон Мекк (1877 год)

143. Чайковский - Мекк

Браилов,

17 мая 1878 г.

Пребывание мое в Киеве было сопряжено с такой суетой, с такими хлопотами, с такой утомительной беготней, что я положительно расстроил себе нервы и устал до. последней степени, Представьте же теперь, мой чудный, добрый, хороший друг, то блаженство, которое доставляет мне пребывание в Вашем волшебном замке, среди этой блаженной тишины, будучи окружен со всех сторон предметами, напоминающими мне Вас и приближающими меня к Вам.

Впрочем, лучше расскажу по порядку. Последняя ночь в Киеве была ужасна. В девять часов вечера сестра с моей племянницей, пятнадцатилетней Верой, собиралась в гости к одной только что встреченной знакомой. Я сидел в своей комнате, как вдруг вбегает бледная, взволнованная сестра и сообщает мне, что Вера, делая свой туалет, в темноте наткнулась на дверцы шкафика, упала и страшно расшиблась, что она кричит, плачет, беспрестанно падает в обморок. Мы приняли тотчас же меры, и так как вскоре больная успокоилась и заснула, то уже полагали, что все благополучно кончилось и что ушиб хотя и серьезный, но не представляет никакой опасности. Часов в двенадцать я лег спать. Не прошло четверти часа, как сестра стучит в мою комнату и сообщает, что Вера проснулась, опять истерически рыдает и теряет сознание. Пришлось посылать за доктором, ожидать его с замиранием сердца, потом сидеть около больной, прикладывать ей компрессы и всячески утешать и успокаивать ее. Доктор, осмотрев ушибленные места, сделал серьезное лицо и объявил, что только на другой день утром можно будет сказать, серьезно ли положение. К утру девочка опять заснула. К счастью, меры, принятые доктором, оказали очень успешное действие, и после утреннего осмотра оказалось, что ничего серьезного нет, кроме испуга и его следствия - сильного нервного потрясения. Доктор советовал ей пролежать несколько дней в Киеве, но сестра решилась в тот же день вечером уехать домой, тем более, что по протекции она имела в своем распоряжении целый вагон до самой Каменки. Весь остальной день прошел в приготовлениях к отъезду, в исполнении многочисленных поручений сестры. Наконец, в девять часов отправились. На вокзале оказались новые неприятные сюрпризы. Обещанный вагон не прицеплен; лицо, обещавшее его, отсутствовало; больную в ожидании поезда положить некуда и т. д. В конце концов тронулись в путь после невероятных усилий достать места в переполненных вагонах. Только тут я, наконец, мог опомниться и собраться с мыслями. И тотчас же я сообразил, что вся эта утомительная четырехдневная суета была мне в пользу. Она отвлекла меня от тоски в виду разлуки с братом Модестом. Тем не менее, разлука эта стоила мне много грусти и много слез. В Фастове мы, наконец, расстались. Очутившись один в вагоне, я сейчас же заснул мертвецким сном и проснулся, уже подъезжая к Браиловскому полустанку, в виду Вашего именья. Налево от пути в поле работал паровой плуг. Пассажиры с любопытством смотрели на него. Один из них, с видом человека, хорошо знакомого с местностью, рассказывал, что Браилов принадлежит банкиру фон-Мекку, что он стоит три миллиона, приносит семьсот тысяч дохода и т. п. вздор. Скоро мы подъехали к Жмеринке. Нужно Вам сказать, что я приехал один, без Алексея, который должен был приехать навстречу ко мне в Фастово,но опоздал, как опаздывают все, имеющие несчастье ездить по Фастовской дороге. Обстоятельство это неприятно оттого, что у меня в Киеве, кроме одной пары платья и трех перемен белья, ничего не было. Таким образом, я должен весь сегодняшний день провести в ожидании чистого белья и всего, что мне нужно. Я без всякого труда отыскал на вокзале Марселя, физиономия которого показалась мне очень симпатичною, и немедленно уселся в превосходную коляску, довезшую меня до Вашей усадьбы. Усадьба эта превзошла далеко все то, что в моем воображении рисовалось, когда я думал о Браилове. Я в совершенном восторге от дома, красивого и снаружи и столь поместительного, удобного, хорошо устроенного, с его высокими комнатами и большими окнами, с его чудным убранством, с его картинами, статуями, инструментами и т. д. Напившись кофе, я вместе с Марселем обошел и подробно осмотрел и дом и флигель, перебывал во всех уголках, осведомился о всех подробностях Вашего помещения и образа жизни. Затем нагулялся досыта в саду и уже ориентировался в нем. Сад этот великолепен по жирности, густоте растительности, в иных местах до того богатой, что образовался целый маленький зеленый лес из высоких сочных и пахучих трав. В эту минуту сад еще особенно прелестен благодаря массе сирени, которая теперь в полном цвету. Есть группы деревьев необычайно красивых. После жиденького каменского сада, разбитого на скате, неудобного для ходьбы и бедного старыми деревьями, Ваш сад невыразимо понравился мне. Теперь, нагулявшись, я возвратился домой, пишу Вам письмо это и наслаждаюсь тишиной, свободой и миром.

Мысль о Модесте беспрестанно посещает меня, но в этом нет ничего мучительного. Напротив, кратковременная разлука, не сопряженная с тяжелыми и грустными обстоятельствами, дает возможность вполне и во всей силе оценить то счастье, которое доставляет любовь к близкому и дорогому существу. Притом же, зная, что он еще несколько дней пробудет в среде каменских обитателей и потом, уже несколько привыкнув к разлуке со мной, отправится в деревню к Конради, с тем чтобы потом в июле опять явиться в Каменку, я совершенно покоен на его счет.

Пользуясь Вашим позволением распоряжаться свободно насчет распределения времени, я просил Марселя давать мне обедать в час пополудни, а в девять часов вечера - чай с каким-нибудь холодным кушаньем. Я очень люблю такое распределение времени. Оно дает возможность все лучшие для гулянья часы дня, т.е. от пяти до девяти часов, отдавать для наслаждения природой без отягощенного желудка. Утром я буду немножко заниматься и гулять по саду. После обеда до четырех часов буду читать, писать письма, играть и т. д., а после ужина опять музицировать, смотреть Ваши многочисленные альбомы и вообще предаваться dоlсe far niente.

Вообще же я счастлив; я глубоко благодарен Вам за эти чудные предстоящие мне дни. Докончу письмо сегодня вечером.

3 1/2 часа.

После превосходного обеда еще раз подробно осматривал комнаты. “Спящий мальчик” очарователен, не наглядишься на него. Хотя, с одной стороны, мне и нравится; что его окружает зелень, ибо то и другое вместе представляет красивое и милое зрелище, но, с другой стороны, мне кажется, что зелень эта скрывает прелестные подробности статуэтки. Изумительный порядок и чистота, в которой до малейшей подробности содержится все в Вашем доме, делает честь Марселю. Можно положительно сказать, что ни одной пылинки нигде нет.

Ваше последнее письмо, адресованное в Каменку, я получил в Киеве. Непременно побываю во всех местах, о которых Вы мне говорите, и сегодня начну со скалы. Откровенный отзыв Ваш о моем концерте радует меня. Мне бы неприятно было, если б, боясь оскорбить мелочное авторское самолюбие, Вы бы стеснялись высказывать Ваше мнение. Впрочем, я немножко заступлюсь за первую часть концерта. Разумеется, в ней, как и во всяком сочинении, написанном для выказания виртуозности, есть много холодно и рассудочно написанного, но темы не были вымучены и вообще общий план этой части пришел мне в голову разом, вылился сам собой, непосредственно. Я не теряю надежды, что Вы когда-нибудь примиритесь с нею. Заметьте, друг мой, что ее нужно играть очень тихо, почти как andante. Выставлен ли метроном?

Докончу письмо сегодня вечером. Сейчас отправлюсь кататься.

7 часов вечера.

Совершил чудеснейшую поездку к скале. Гулял много и прошел почти до находящегося вправо от нее фольварка, сделал также тур и в противоположную сторону. Я нахожу, что полевая флора Браилова очень богата. В следующий раз непременно попрошу устроить чаепитие на скалe. Вернулся другой дорогой и еще долго гулял по саду. Теперь начинает темнеть, и, может быть, от этого немножко стемнело и на душе у меня, т. е. грущу о милом своем Модесте, которому, наверное, тоже теперь грустно при воспоминании обо мне. Какая богатая коллекция нот у Вас! Фисгармоника превосходна. Сейчас пойду помузицировать. Я буду часто теперь надоедать Вам письмами. Я не могу, живя у Вас, удержаться, чтоб не писать ежедневно о впечатлениях, испытываемых у Вас, в Вашем доме, в местах, которые Вы любите.. До завтра, дорогой друг. Тысячу благодарностей Вам за все.

Ваш П. Чайковский.

дальше >>