Переписка с Н. Ф. фон Мекк (1877 год)

180. Чайковский - Мекк

Браилов,

12 августа 1878 г.

Наконец я в Браилове, моя милая, добрая хозяйка. Я решительно не в состоянии сказать Вам, до чего я хорошо, легко, тепло себя чувствую здесь. Я приехал вчера вечером. Разумеется, при свойственной мне болезненной застенчивости, я сначала чего-то конфузился и чем-то стеснялся. Мне совестно было, и что Ефим меня приехал встретить, и что весь дом был освещен ради моей особы, и что я один среди этой роскошной обстановки, и что для меня приготовлен un festin de Balthazar, и т. д. и т. д. Точно так же было и в первый раз, только гораздо сильнее. Тем не менее, я наслаждался сознанием того, что я в Браилове, что я у Вас, что мне предстоит провести несколько чудных дней. От волнения и, может быть, усталости я долго не мог заснуть, раскрыл окно своей милой комнаты и то наслаждался тишиной великолепной ночи, то сидел на знакомом Вам диване, мечтал и думал. Потом заснул крепким хорошим сном и, проснувшись сегодня, почувствовал себя дома, как будто я и не уезжал отсюда. После купанья и кофе я долго бродил по саду, а теперь сел писать Вам.

Невозможно передать Вам сущность тех чудных ощущений, которые я испытываю. Гуляя сейчас, я старался дать себе отчет, почему мне так хорошо здесь. Во-первых, это потому, что здесь есть много прелести в самой местности, в доме и в обстановке; во-вторых, потому, что я один, и, в-третьих, потому, что я сознаю себя у Вас. Да, друг мой, нигде так ясно, как в Браилове, я не чувствую, с какой силой я люблю Вас, не сознаю все значение того счастья, которое доставляет мне Ваша дружба. Я нисколько теперь не раскаиваюсь, что так долго откладывал приезд мой сюда. В настоящую минуту к счастливым ощущениям моим нисколько не примешивается грусть от разлуки с братьями, которая в первое время после расставания всегда бывает довольно жгучая и мучительная. Я не грущу о Модесте, потому что он соскучился о своем питомце и с радостью возвращался домой. А Анатолия я увижу в конце августа в Петербурге, куда я хочу ехать на один или два дня, чтоб повидаться с отцом и с ним. День сегодня чудесный. Я сижу на балконе, выходящем в сад, и пишу Вам в виду массы распустившихся георгин, великолепных роз, еще кое-где красующихся между массой других цветов. В первый мой приезд была весна; цвели сирени и пели соловьи. Это - чудное время. Но и теперь хорошо.

Хотя тепло, но осень уже дает себя несколько чувствовать; на деревьях кое-где появляется желтизна, в воздухе чувствуется несколько осенняя свежесть. Я люблю осень почти так же, как весну. Одиночеством своим я в полном смысле слова упиваюсь. Как ни хорошо жить среди дорогих и близких людей, но от времени до времени жить одному необходимо. Я с гораздо большим основанием, чем Глинка, могу назвать себя мимозой. Насколько видно из его мемуаров, он некстати дал себе такое прозвание. В обществе он был, как рыба в воде. Я же живу настоящей, полной жизнью, наслаждаюсь не отрицательным, а действительным счастьем только тогда, когда безусловно обеспечен от соприкосновения с людьми, что однако же нисколько не мешает мне любить нескольких представителей человеческой породы больше собственной жизни.

Я нашел здесь Ваше первое женевское письмо, мой дорогой друг. Очень радуюсь, что лица моих родных понравились Вам. Прибавлю, что у них лица - зеркала душ их. Сестра моя - чудесная женская натура, а дети ее - чудные дети. Юрию минуло два года 24 апреля. Ах, что это за чудный, восхитительный ребенок, как он обворожительно болтает, какой он умный, добрый! Он самый младший из детей сестры. Если я не ошибаюсь, у Вас полный состав их. Старшая - Таня, потом идут Вера, Анна и Наташа и затем три мальчика: Митя, Володя и Юрий. Все эти милые существа живут дома, за исключением Анны, находящейся в Петербурге, в Патриотическом институте, и приезжающей летом на каникулы. Сестре было очень тяжело расставаться с ней, но обстоятельства заставили ее предпочесть институтское образование домашнему; эта же участь предстоит и Наташе. Старшие две учились в женском высшем училище в Женеве, где сестра провела несколько лет по причине слабого здоровья своего и одного из мальчиков, Мити, который в детстве не мог переносить каменского воздуха и климата. При первой возможности я пополню Вашу коллекцию их портретов карточкой зятя.

К величайшему моему сожалению, я не могу Вам дать никаких известий насчет программы русских концертов. Юргенсон не имеет насчет этого точных известий, но нет сомнения, что в каждом из них будет что-нибудь мое. Перемены в устройстве браиловских комнат великолепны. Я очень доволен, что мальчика Вашем кабинете теперь виднее. Какая прелесть эта статуэтка! Не насмотришься на нее. Как хороши две Ваши комнаты. Как я люблю сидеть в них и живо представлять себе моего несравненного друга среди этой обстановки. Как жаль, что так недолго приходится Вам жить в Браилове. Если Вы решитесь зиму провести в Италии, то побываете ли все-таки в Москве? Останется ли Александра Карловна в Швейцарии на осень и зиму? Если да, то не наняла ли бы она виллу Pишeльe в Clarens? Смело беру на себя ответственность за рекомендацию. Нельзя себе представить более удобного, приятного и покойного жилища.

Я буду предаваться в Браилове праздности. Порядок будет такой же, как и в мае. Я нашел Марселя Карловича очень бледным и худым. Он жалуется на нездоровье. Я опять не могу не отозваться с самой теплой благодарностью о теплом гостеприимстве, которое он мне оказывает от Вашего имени.

Я ужасный, страстный любитель купанья. Сегодня в первый раз я познакомился с браиловским купаньем и остался в совершенном восторге от него. Это прибавило еще новую прелесть моему пребыванию здесь.

Бедные Ваши мальчики! Читая в письме Вашем о их возвращении в Училище, я живо вспомнил свои ощущения, когда с каникул возвращался в заведение. Надеюсь, что ко времени прихода этого письма Вы уже будете иметь известие об удачной переэкзаменовке Вашего сына. До свиданья, дорогая, милая моя! Я буду здесь вести дневник и отошлю Вам его в конце будущей недели.

Ваш П. Чайковский.

дальше >>