Переписка с Н. Ф. фон Мекк
23. Чайковский - Мекк
Неаполь,
7/19 марта 1882 г.
Дорогой, милый друг! Доживаю теперь последние неапольские дни. В среду или четверг мы предполагаем съездить на Капри, оттуда в Сорренто на два дня, через Castellamare вернуться и тотчас же уехать во Флоренцию.
Сегодня я окончил совершенно свою музыку к всенощному бдению, которую начинал было еще летом, потом оставил и только здесь снова за нее взялся. Очень трудно работать в Неаполе. Не говоря уже о том, что красоты Неаполя рассеивают, отрывают от дела, есть еще одно обстоятельство, препятствующее заниматься, - это несмолкаемые ни на минуту шарманки, которые иногда доводят меня до отчаяния. Случается, что их две, даже три разом играют, да еще где-нибудь поют, а там невдалеке берсальеры [итальянские стрелки] шагистикой занимаются и трубят неустанно от 8 часов утра до 12. Однако ж, несмотря на всё это, мне так хотелось поскорей окончить начатую работу, что в последние дни я занимался очень усердно и успел совершенно окончить свой труд.
В свободные от занятий и прогулок часы я прочел очень интересную недавно вышедшую книгу о Bellini. Книга эта написана его другом, восьмидесятилетним старцем Florimо! Я всегда питал большую симпатию к Беллини. Еще ребенком я плакал от силы чувства, которое возбуждали во мне изящные, всегда проникнутые меланхолией мелодии его. И до сих пор, несмотря на многие его недостатки, на плоские его аккомпанементы, на площадные, банальные стретты его ансамблей, на грубость и пошлость речитативов, у меня сохранилась симпатия к его музыке. О жизни его, кроме того, что умер он рано и был чувствительным, добрым человеком, я ничего не знал. В книге Florimо, кроме биографии Беллини, напечатана и его довольно обширная переписка. И вот я принялся читать с большим удовольствием описание жизни композитора, с давних пор окруженного в моем воображении ореолом какой-то особенной поэтичности. Мне казалось, что Веllini должен был быть в жизни таким же детски-благодушным существом, каким был Моцарт. Увы! Пришлось вытерпеть разочарование. Оказывается, что, несмотря на всю свою талантливость, Беллини был очень дюжинная личность. Он весь поглощен в самообожание, восхищается каждым своим тактом, не переносит совершенно никаких осуждений своей музыки, повсюду видит врагов, интриганов и завистников, хотя успех не покидал его ни на один почти день от самого начала его карьеры до самого конца. Судя по письмам, он никого не любил, ни о ком никогда не заботился, и вообще для него вне того, что касалось его интересов, как бы ничего не существовало. Замечательно, что автор книги, по-видимому, вовсе и не заметил, какое неблагоприятное чувство к Беллини возбуждают его письма, - иначе он бы не напечатал их.
Другая книга, которую я читаю с величайшим удовольствием, это “На горах”, Мельникова. Какое удивительное знание быта русского и какое спокойное, объективное отношение у автора к огромному количеству изображаемых им лиц! Раскольники разных сект, купцы, мужики, монахи и монахини, дворяне - все эти люди, как живые, проходят перед читателем, и каждый говорит и делает не то, что автор им навязывает, дабы оттенить и выразить собственный взгляд и убеждения, а то, что действительно эти люди должны говорить и делать. В наше время такая редкость подобные нетенденциозные произведения!
10 часов вечера.
Всё более и более знакомясь с Неаполем, я прихожу к заключению, что, несмотря на всю его красоту, долго жить в нем неудобно, и не только потому, что так много шума, но также и потому, что все прогулки требуют нескольких часов. Здесь нельзя, как в Риме, бродить по городу и вне города. На этой неделе мы не совершили никакой большой поездки, и когда приходилось ради моциона ходить, то я затруднялся, куда направить стопы свои. По городу ходить - беспокойно, а за город, кроме Pоsilippо (которое после истории с Postiglione мне неприятно), идти решительно некуда. Еще что отравляет здешние прогулки, это нищие, которые не только пристают, но показывают свои раны и уродства, а это для меня очень тяжелое и неприятное впечатление. Но зато сидеть у окна, у себя, и смотреть на море, на Везувий, особенно рано утром и перед закатом солнца - это такое блаженство, ради которого все недостатки Неаполя, как города, можно простить и позабыть. В театрах здесь ничего интересного нет. На днях возобновили давно забытую оперу Mercadante “Оraziiе Сuriazii”, и газеты с шумом и треском заговорили об этом возобновлении, как о какой-то новой эре в искусстве. Соблазненный газетными отзывами, я пошел в S.-Cаrlо. И что ж оказалось? Этот удивительнейший и притом, судя по газетам, превосходно исполненный chef-d'oeuvre - не что иное, как самая пошлая и рутинная итальянская опера, в сравнении с которой “Травиата” и “Трубадур” - великие произведения! Исполнение ниже всякой посредственности.
Дорогая моя! Желаю Вам от всей души наслаждаться весной, которая во Флоренции должна быть восхитительна.
Будьте здоровы!
Безмерно Вас любящий
П. Чайковский.
Р. S. Видели ли Вы Сарру Бернар?