Переписка с Н. Ф. фон Мекк

217. Чайковский — Мекк

Скабеево,

28 июля [1884 г.]

Дорогой, милый друг мой!

Спешу уведомить Вас, что письмо Ваше со вложением чека я получил, и приношу Вам за него глубокую мою благодарность. Я засиделся здесь, и по этой причине получил письмо только вчера. Мне так нравится Скабеевка, что, несмотря на множество дел, призывающих меня в Москву, я никак не могу собраться туда. В самом деле, это очаровательное местечко. Холод мне переносить совсем не мучительно, но когда думаю, о Вас, то сердце мое сжимается, ибо знаю, как Вы страдаете.

Будьте здоровы, дорогая моя!

Благодарю Вас от всей души.

Ваш П. Чайковский.

218. Чайковский — Мекк

Климовка,

1 августа [1884 г.]

Милый, дорогой друг мой!

Я только что вернулся из Москвы, куда ездил на один день по делам и, между прочим, получил из банка деньги, за которые еще раз приношу живейшую благодарность.

После нескольких месяцев отсутствия мне всегда доставляет большое удовольствие увидеть Москву. На этот раз она мне показалась более чистой, менее пыльной, чем это обыкновенно бывает летом. Вернулся я сюда с запасом книг и нотной бумаги, с тем чтобы весь месяц остаться в деревне, читать и понемножку заниматься своим концертом для фортепиано. Кроме того, я взялся руководить в течение предстоящего месяца занятиями Лароша, который гостит здесь. Чтобы заставить его работать, нужно в известные часы являться к нему, будить его (он всегда спит) и требовать, чтобы он немедленно начал диктовать (иначе, как диктуя, он работать не может). Одну, статью с моей помощью он написал зимой, теперь заставлю его написать еще одну, и притом на тему, очень мне симпатичную, именно о Моцарте. Мы уже и начали ее и доведем непременно до конца. Конечно, исполнять должность няньки при обленившемся и опустившемся сорокалетнем ребенке довольно невесело, но изредка можно, ввиду того, что, несмотря на всю глубину своего умственного падения, Ларош всё-таки еще может писать о музыке лучше, чем кто-либо в России.

Мне очень приятно было узнать, в Москве, что другой мой приятель из музыкантов, Губерт, лечился в Карлсбаде и получил большое облегчение. Жена его говорила мне, что он очень похудел (а ему это было нужно) и чувствует себя превосходно.

Моя племянница, прелестный, изящный, как фарфоровая куколка, ребенок, восхищает меня своей прелестью. Сначала она немножко дичилась меня, потом привыкла, и теперь мы — величайшие друзья. Здоровье ее некрепкое. Как бы нужно ей было солнце, воздух, но при столь ужасной погоде поневоле приходится держать ее взаперти.

Воображаю, дорогая моя, как неблагоприятно влияет на Ваше расположение духа этот несносный холод и сырость. Я рад буду за Вас, когда Вы попадете в более благорастворенный климат.

Будьте здоровы, милый, бесценный друг!

Ваш до гроба

П. Чайковский.

Сюита моя уже гравируется.

дальше >>