М. И. Чайковский. Детские годы П. И. Чайковского (Комментарии)
Чайковский Модест Ильич (1850—1916) — младший брат композитора; по образованию юрист; писатель, драматург, оперный и балетный либреттист; член Общества русских драматических писателей и член главной дирекции Русского музыкального общества. Братьев связывала тесная дружба, особый колорит которой придают их художественные интересы и совместная творческая работа. Модест Ильич написал либретто опер «Пиковая дама», «Иоланта» и сценарий балета «Щелкунчик». После смерти Петра Ильича М. И. Чайковский был главным организатором музея в Клину, основателем архива и создателем первой полной биографии П. И. Чайковского.
Опубликовано: РМГ, 1896, № 3, с. 401—408, № 4, с. 513—520, № 5, с. 595—607 (первая редакция); ЖЧ, т. 1, с. 18—30, 42—62, 67; Воспоминания о Чайковском, изд. 2, с. 11—29; изд. 3, с. 11—30.
1 Камско-Воткинский железоделательный завод Екатеринбургского горного округа был заложен еще в 1758 г. Начальник этого округа был фактически хозяином почти всей современной Удмуртии. Ему подчинялись ижевские, елабугские и другие предприятия. Права его были очень широкими, вплоть до утверждения или отмены постановлений суда.
2 Необычайная доброта Чайковских и любовь к ним окружающих хорошо описана в воспоминаниях бывшего воткинского лесничего, Николая Ивановича Лосева: «Дом его [И. П. Чайковского] всегда отличался полным радушием, лаской и вниманием даже к случайным посетителям. Ни один ребенок не пройдет мимо Ильи Петровича без ласки, и еще в настоящее время многие вспоминают доброту Ильи Петровича. Жена его, Александра Андреевна, была очень красивая женщина, большая любительница пения, владела приятным голосом и кроме того очень хорошо играла на рояле» (РМГ, 1897, № 5—6, с. 899—900; перепечатано из «Вятских губернских ведомостей»).
3 Роль Ф. Дюрбах в воспитании маленького Чайковского очень велика. Четыре года, проведенные с ней, под ее руководством, вне всякого сомнения, заложили основу общеобразовательных знаний, любви к литературе, первых навыков труда. Высоко-моральные личные качества молодой воспитательницы как нельзя более соответствовали духу, царившему в доме Чайковских. Познакомившись с Ф. Дюрбах уже на склоне ее лет, Модест Ильич писал: «...чтобы характеризовать ее достоинства, я опишу, какою я ее увидел в Монбельяре, маленьком городе Франции близ Бельфора, месте ее рождения, в августе 1894 года.
Живет она с сестрою Фредерикой хотя в собственном доме, даже трехэтажном, но едва достаточном, чтобы вместить три чистые комнаты, обитаемые ею. Прислуги у них нет, обязанность кухарки и вообще хозяйки, за недостатком средств, исполняет Фредерика, тоже бывшая гувернантка в России, накопившая себе маленький капиталец, в добавление к дому составляющий все денежные средства сестер. Фанни же до сих пор дает уроки. Бедность обстановки меня тем более поразила, что я знал, как Петр Ильич два года до этого умолял свою бывшую воспитательницу принять от него постоянное денежное пособие и как категорически Фанни отказалась от этого. „Мне ничего не нужно более того, что я имею",— отвечала она Петру Ильичу и несколько раз повторяла то же и мне при наших частных свиданиях, когда я пробовал заявить ей о желании наследников композитора по мере возможности прийти к ней на помощь в материальном отношении. „Насколько можно, после ужасных потерь, понесенных мною в жизни, быть счастливой, я счастлива",—говорила она. И действительно, в выражении ее для 72-летней старушки моложавого лица, во взгляде больших черных глаз светится такой душевный покой, такая чистота, что и физические недуги (она страдает астмами и бессонницей), и лишения комфорта в ее присутствии мне самому казались бессильными затемнить свет догорания этой беспорочной жизни» (ЖЧ, т. 1, с. 19—20).
4 О занятиях с детьми Ф. Дюрбах писала М. И. Чайковскому в целом ряде писем. Приводим наиболее интересные из них.
«...У меня образовался очень прилежный маленький класс. У нас были правила, и каждый из детей старался получить лучшую отметку без всякой зависти друг к другу. Оказавшийся первым был счастлив получить в воскресенье красный бант.
Кроме [книги] „Материнское воспитание" мадемуазель Амабль Тастю, у нас также было „Семейное воспитание" мисс Эдгеворс в нескольких томах. Для естественной истории мы имели маленький иллюстрированный экземпляр Буффона. Для чтения — сказки Гизо, игумена Шмитта и мои классные книги, которыми я тоже пользовалась. Один том, особенно любимый нами, который мы читали и рассказывали по вечерам в субботу, был „Знаменитые дети" Мишеля Массона. <.. .> Что касается учебных книг, у нас еще были география и атлас Мейсес и Мишле; тогда они служили нам, но теперь, и даже значительно раньше, их заменили в школе другими. Для немецкого языка мы следовали методе д'Ана, также исчезнувшей теперь. Когда Пьер был здесь, он мне сказал: „Вы должны знать, что я не забыл немецкий язык",— и мы поговорили с ним. „Вы теперь говорите лучше меня,— сказала я ему,— любите ли вы этот язык?"— „Я их люблю",— ответил он мне. Он любил немцев, а также и англичан. Он вообще любил всех... Невозможно было знать его и не испытывать к нему самой нежной привязанности.
<...> Недавно, перечитывая его бумаги, я нашла на листке, написанном им, когда ему, вероятно, не было еще и восьми лет: „Для чего только он сотворил меня, этот всемогущий бог". Сколько зрелых людей, может быть, не задавали себе этого вопроса, тогда как этот ребенок уже задавал его!
<...> Я была счастлива в вашей семье, и потому мне хотелось, и я старалась передать моим ученикам то, что я получила от их дорогих родителей. <...> Я должна сказать, что госпожа Чайковская была еще щепетильнее меня во всем, что касалось деликатности и совести. Она требовала от своих детей абсолютной прямоты. Мне не нужно напоминать вам о том участии, какое принимал ваш отец в воспитании своей семьи. Мои обязанности в вашем доме доставляли мне счастье» (ГДМЧ, б10 № 2118, 2120, 2128).
5 Надежда Тимофеевна Вальцева была крестной матерью Чайковского. Она завещала ему икону Казанской божией матери, которая и поныне висит в спальне композитора в Доме-музее в Клину.
6 Ф. Дюрбах сохранила детские поэтические пробы Петра Ильича и его учебные тетради (см. ЖЧ, т. 1, с. 30—42).
7 Эту черту характера Чайковский сохранил и в зрелом возрасте. В 1870-х гг. он держал собаку по кличке Бишка, которую выкупил у мальчишек, собиравшихся утопить ее. Уезжая из Москвы в 1877 г., Петр Ильич оставил Бишку своей приятельнице М. А. Головиной. Этой собачке посвящены два произведения: стихотворное письмо к М. А. Головиной и шуточная песенка «Собака низкая, бессовестная Бишка...» (Поли. собр. соч., т. 5, с. 416 и т. 6, с. 48—49).
8 Гравюра находится в кабинете-гостиной Чайковского в Клину.
9 С таким мнением М. И. Чайковского мы не можем согласиться. Семейная переписка Чайковских дает основание сделать вывод, что музыка звучала постоянно в их доме. Как уже говорилось, мать пела и играла на рояле, отец играл на флейте. Немало любителей, владевших разными инструментами было среди служащих. В Горном корпусе, где большинство из них воспитывалось, музыкальному образованию придавалось большое значение, и учащиеся выступали в школьных концертах, исполняя различные произведения для камерных ансамблей, а также участвуя в оркестре. В Воткинске такие вечера происходили в доме Чайковских, там же они и репетировали. Горячо любя музыку, Илья Петрович заботился о музыкальном воспитании своих детей. В письме к жене от 2 сентября 1844 г. он писал: «... надеюсь, что Зиночка в три года чему-нибудь выучилась, а тем более, что я этого желаю. Твое поощрение много значит, если она теперь и худо играет, то из любви к тебе в последние два года исправится и будет играть хорошо. Может ли она петь, ты сама увидишь и решишь. Об учителях музыки и пения я не говорю, ты сама распорядишься. Если она утешит тебя игрой, то поцелуй ее за себя и за меня покрепче» (ГДМЧ, а18, № 1).
10 Не имея никакого музыкального образования, Ф. Дюрбах, тем не менее, любила музыку. В своем письме к Петру Ильичу она вспоминает: «Я никогда не видела такого красивого захода солнца, как в России, когда небеса покрывались такими изумительно яркими красками; я особенно любила тихие, мягкие вечера в конце лета. Челны рыбаков качались на пруду, гладком как зеркало, в котором отражалось солнце. С балкона мы слушали нежные и грустные песни — только они одни нарушали тишину этих чудных ночей. Вы должны помнить их, никто из вас тогда не хотел ложиться спать. Если вы запомнили эти мелодии, положите их на музыку, вы очаруете тех, кто не может слушать их в вашей стране. Пушкин, ваш поэт прежних лет, говорил, что хотел бы, чтобы его песни любили даже в самой скромной хижине и всюду, где только будет звучать русская речь. Благородное стремление! Но ваше может быть еще более великим, потому что язык, на котором говорите вы, более универсален» (Монбелиар, 24 июля 1893 г. ГДМЧ, а4, № 1015).
11 Описание отъезда из Воткинска мы находим и в письме Зинаиды Ильиничны к Ф. Дюрбах (уже из Москвы): «Слава богу, наше путешествие было вполне благополучно, 9 октября мы приехали в Москву ... Недавно мы получили письмо от m-elle Карр. Она пишет, что в Воткинске не очень-то веселятся и в особенности в их семье. Если бы вы знали, дорогая Фанни, как они плакали, покидая нас, совсем как родные; и вообще, все тепло [сердечно] прощались с ними. Когда мы проезжали по улицам, крестьяне собирались и прощались с папа, называя его отец и благодетель, и видя печаль на их простых и добрых лицах, я не могла сдержать слезы» (ГДМЧ, а18, № 21).
12 Об этом периоде жизни Петра Ильича М. И. Чайковскому сообщила Ф. Дюрбах: «Бедный Пьер почувствовал себя очень одиноким, когда ему пришлось заниматься одному. За отсутствием Никола, своего друга [Венички] и меня, он искал утешения в музыке. Он сам мне писал об этом: „Я стараюсь, по возможности, не покидать рояля, он служит мне утешением". Я не забываю, что он был артистом от рождения, но он столь же был поэтом, как и музыкантом. Я пишу об этом, потому что не хочу, чтобы так любимого мной ребенка судили неправильно» (ГДМЧ, б10, № 4).
13 О «будущности специалиста-музыканта» родители Чайковского вряд ли могли думать, так как в России, не имевшей в те времена ни одного специального музыкального учебного заведения, профессия музыканта не могла обеспечить материальную основу существования. Кроме того, в Ала- паевске Петру Ильичу не у кого было учиться, разве только у той же Зинаиды Ильиничны. Однако родители Чайковского постоянно заботились о музыкальном образовании детей. Н. В. Попова писала Ф. Дюрбах 2 мая 1850 г.: «Скоро приедет сюда Марья Марковна [Пальчикова]. Саша и Поля должны учиться музыке. Петенька, бывши в Петербурге, брал уроки у лучших учителей, и его она уже не может учить». Определив Петра в учебное заведение, мать «не забыла, конечно, подумать и о музыке, грешно бросить начатое доброе дело...» (Поли. собр. соч., т. 5, с. 14).
14 Из писем Ильи Петровича к жене следует, что решение не отдавать Петра Ильича в Горный корпус, куда он был приписан сразу после рождения, как сын горняка, было подсказано желанием уберечь нервного, впечатлительного мальчика от сурового режима корпуса. Кроме того, срок обязательной службы по окончании учения в Горном корпусе был намного больше, чем в Училище правоведения. Весьма вероятно, что здесь имели место и советы братьев Вакар.
15 А. А. Чайковская умерла 13 июня 1854 г. от холеры. По воспоминаниям И. И. Чайковского, из всех детей только Петра Ильича и Александру Ильиничну повезли прощаться с матерью. В письме к Ф. Дюрбах от 22 августа 1856 г. Петр Ильич рассказывал: «... после трех-четырех дней улучшения она умерла, не успев попрощаться с теми, кто ее окружал» (Полн. собр. соч., т. 5, с. 58).