А. А. Литвинов. П. И. Чайковский в моей жизни

Впервые П. И. Чайковского я увидел в 1873 году на уроке гармонии, которую он у нас преподавал в Московской консерватории. Это был небольшого роста, нервный и подвижный человек. Он входил в класс быстрой походкой, с руками за спиной, слегка наклонив голову и смотря перед собой сосредоточенным и, как нам казалось, острым взглядом серых глаз. Петр Ильич садился к фортепиано, брал карандаш, продев его между пальцами так, что второй и четвертый пальцы оказывались на карандаше, а третий под ним, а иногда наоборот, и, не выпуская его из пальцев, проигрывал наши задачи; на секунду остановившись, быстрым и резким движением подчеркивал скобкой параллельные квинты и октавы, продолжал затем игру далее. Заметно было, что наши ошибки раздражали его. Объясняя правила гармонии, Петр Ильич не переставал прохаживаться по классу, характерно заложив руки за спиной, слегка наклонившись вперед. Мы его весьма побаивались (в то время мне было тринадцать лет).

Однажды после ученического концерта в консерватории, в котором участвовал и я (я учился на скрипке у Фердинанда Лауба), Петр Ильич, сидевший в первом ряду рядом с Н. Г. Рубинштейном, подозвал меня к себе и в теплых выражениях осыпал похвалами мою игру. Это так вдохновило меня, что я почувствовал двойной прилив энергии к своим занятиям на скрипке. После этого я уже не чувствовал к Петру Ильичу страха, который он внушал мне на уроках гармонии, где он бывал резок и нетерпелив. После нескольких моих выступлений в ученических концертах Петр Ильич не пропускал случая, чтобы не похвалить меня, часто присоединяя свой голос к похвалам Н. Г. Рубинштейна, нашего директора.

Своей мягкой артистической натурой Петр Ильич чувствовал, как велико значение поощрительных слов для волнующихся на выступлениях учащихся. И я старался изо всех сил.

Особенно памятен мне следующий случай. Вышло так, что родители мои (я родился в небогатой еврейской семье), убедившись в том, что я «достаточно хорошо научился играть на скрипке», и не имея средств платить за меня в консерваторию, решили взять меня оттуда и готовить к другой карьере...

Однажды утром, сидя в безнадежном отчаянии дома и держа в руках мою обожаемую скрипку (с ней я никогда не расставался, ночью даже брал с собой в постель), я вдруг услышал стук подъезжающего экипажа, который остановился у крыльца нашей квартиры. Немедленно послышался нетерпеливый звонок, топот быстрых шагов по лестнице, отворилась дверь, и я увидел входившего П. И. Чайковского. Я бросился к нему, и через несколько минут мы уже катили с ним на извозчике в консерваторию. Дорогой он рассказал мне, что узнав о моей беде (я перестал бывать на уроках) и причине, вызвавшей ее, он решил сделать меня своим стипендиатом, то есть вносить за меня плату в консерваторию. <...>

В 1879 году мне посчастливилось играть в числе первых скрипачей в лирических сценах «Евгения Онегина», которые были поставлены впервые в Московской консерватории. В этом же 1879 году... я окончил Московскую консерваторию с большой серебряной медалью.

Комментарии:

Литвинов Александр (Самуил) Александрович (1861—1933) — скрипач, дирижер, артист оркестра московского Большого театра с 1882 г., организатор и дирижер Общества любителей оркестровой, камерной и вокальной музыки; в 1920—30-е гг. педагог и дирижер в Казани; ученик Чайковского по Московской консерватории. В период обучения у Ф. Лауба А. А. Литвинов получал стипендию имени Н. Г. Рубинштейна. Перейдя в класс И. В. Гржимали, он перестал ее получать и только в последний год занятий в консерватории снова стал стипендиатом, на этот раз Московского отделения РМО. Очевидно, Чайковский платил за него в консерваторию в период между первой и второй стипендиями. Это подтверждается отчетами РМО и письмом Чайковского к Н. Г. Рубинштейну от 1/13 января 1878 г. (Полн. собр. соч., т. 7, с. 15).

Опубликовано: Воспоминания о Чайковском, изд. 1, с. 157; изд. А с. 61 — 82; изд. 3, с. 82—83.

← в начало | дальше →