В. Э. Направник. Мои воспоминания о Чайковском
Мое знакомство с Петром Ильичом Чайковским относится к октябрю 1884 года, ко времени постановки в петербургском Мариинском театре, под управлением моего отца, оперы «Евгений Онегин». Мне было тогда около пятнадцати лет.
Отец поставил в Петербурге и все остальные оперы Чайковского: «Опричник» (1874), «Кузнец Вакула» (1876), «Орлеанская дева» (1881), «Мазепа» (1884), «Евгений Онегин» (1884), «Чародейка» (1887), «Пиковая дама» (1890), «Иоланта» (1892) и часто (особенно в семидесятые годы) дирижировал его симфоническими произведениями.
Отец всегда относился с величайшей симпатией и к музыке Чайковского, и к его обаятельной личности. Но только после «Онегина» между ними установилась настоящая близость, перешедшая в искреннюю дружбу. За ужином, в день постановки «Пиковой дамы» в 1890 году, Петр Ильич конфузливо предложил отцу выпить с ним на «ты», на что тот с радостью согласился и о чем на следующий день, улыбаясь, рассказывал нам, детям.
В каждый свой приезд в Петербург Петр Ильич по нескольку раз виделся с моим отцом. Предметом их разговоров у нас дома были главным образом музыкальные дела, и в частности постановки опер Чайковского. Прежде всего намечался состав исполнителей и их дублеров. Затем Петр Ильич с величайшей готовностью выслушивал и исполнял советы отца относительно либретто, темпов, купюр, иногда даже перемены тональности, по той или другой причине неудобной для исполнения. Последнее иногда бывало композитору неприятно, так как он воспринимал данное место в определенной тональности. Но полностью доверяя опытности и доброжелательности отца, он и здесь шел на уступки.
Так как Чайковский не жил постоянно в Петербурге, то обычно отец без него подготовлял оперу «вчерне» и потом уже приглашал его приехать. Петр Ильич, волнуясь, являлся на общую спевку солистов и хора под рояль и восторженно встречался со всеми исполнителями, устраивавшими ему шумную овацию. Его все любили. Своим скромным и мягким обращением он не мог не очаровывать.
Помимо вопросов чисто оперных, беседы Петра Ильича с моим отцом касались также музыкальной жизни обеих столиц и в значительной степени двух столичных консерваторий. И Петр Ильич, и мой отец всегда близко стояли к этим музыкальным учебным заведениям и с большим интересом следили за их развитием. Им обоим не раз предлагалось занять пост директора консерватории, и оба по разным причинам отклоняли это лестное предложение: Чайковский не хотел себя стеснять как композитор, отец же отдал свои силы русской опере и не хотел отказываться от главного дела своей жизни.
Когда с конца восьмидесятых годов Петр Ильич стал выступать как дирижер в России и за границей, он постоянно советовался с отцом и совершенно серьезно просил научить его дирижерскому искусству, посвятить в «тайны» его. Отец неоднократно ездил на первые репетиции и помогал, как мог, советами. Чайковский высоко ценил такое отношение к нему отца, и дружба их все больше и больше крепла.
Расположение Петра Ильича к отцу распространилось на всю нашу семью. Моя мать относилась с большой симпатией к Чайковскому. Для меня же с пятнадцатилетнего возраста он представлялся каким-то кумиром. Несмотря на то, что он был одних лет с моим отцом, то есть на тридцать лет старше меня, он «всерьез» относился ко мне, познакомил меня со своим братом Модестом Ильичом, у которого обычно останавливался во время наездов в Петербург, свел меня также с компанией своих племянников и их товарищей.