Жизнь Чайковского. Часть I (1840 — 1852)

Глава XI

Вместе с братом Николаем он был предоставлен на попечение Модеста Алексеевича Вакара, старинного приятеля Ильи Петровича. Семейство его состояло из жены, Надежды Платоновны, и двух сыновей, Николая, пяти лет, и Виктора, тогда еще ребенка. Свои обязанности попечителя он исполнял в высшей степени добросовестно и охотно.

Едва уехала Александра Андреевна, как в Приготовительном классе открылась эпидемия скарлатины. Всем воспитанникам предложено было или разъехаться по домам, или остаться в заведении с тем, чтобы на неопределенное время лишиться права отпуска. Модест Алексеевич, узнав об этом, тотчас же поспешил взять Петю к себе, и, казалось, что это обстоятельство должно было бы смягчить горе его. Отдых в семейной обстановке должен был бы успокоить и помирить с действительностью. Но судьба устроила так, что мрак пребывания его в Петербурге еще сгустился от этого.

Переехав к Вакару, он вместе с собою привез заразу скарлатины и хотя сам остался здоров, но вскоре после заболел этой болезнью старший сын Модеста Алексеевича — Коленька, любимец и гордость родителей. Несмотря на то, что никто в доме не только не обмолвился упреком по адресу невольного виновника этого несчастья, но даже, чтобы не возбудить в нем самообвинений, все скрыли самое имя болезни, называя ее ему то «корью», то «нервической лихорадкой», — грустная картина болезни, беспокойства окружающих только хуже растравили сожаления о доме, о родных, о прежнем счастье в его душе.

Усложнилось это неприятное положение его и тем, что сам он успел за короткое время привязаться к маленькому страдальцу. Мало этого, — случилось так, что самого отрадного утешения во всех этих скорбях, свидания с братом Николаем, надо было лишиться на время. Сначала вследствие нездоровья последнего, а затем из страха, чтобы и он не заразился скарлатиной, Модест Алексеевич перестал по праздникам брать его в отпуск.

24 ноября Коля Вакар скончался. Нужно знать, как Петр Ильич относился к смерти не только близких и знакомых, но и совершенно чужих людей, в особенности если они были молодые, чтобы представить себе, как страшно, как тяжко отразилось на нем тогда это событие. Для понимания его ужасного положения надо принять во внимание и то обстоятельство, что хоть его и успокаивали неверными названиями болезни умершего, но, по его словам, он знал, что это была скарлатина, и что эту болезнь принес в дом никто другой, как он, и что окружающие, вопреки разуму и усилиям над собой, не могут все-таки в глубине души не винить его, — его, который по природной любвеобильности только и думал всю жизнь, с тех пор как себя помнил, о том, чтобы всюду вносить с собой утешение, радость и счастье! Только зная все это, можно себе вообразить, как угрюмо и холодно казалось ему настоящее, как жажда видеть родных, снова быть в своей семье, вместо того, чтобы утихнуть, от сочетания этих несчастных обстоятельств должна была обостряться.

Содержание писем его этого периода подтверждает это. Однообразие, а вместе с тем искренность и горячность в изъявлениях сыновней и братской любви указывает на неизменность и силу все того же настроения тоски, всепоглощающей и ничем не смягчаемой. Не жалуясь определенно на настоящее и выражая только на все способы свою тоску по родным, он мало останавливается на том, что делает, и весь живет только тем, что должно происходить и в прошлом происходило дома, у родных.

«В Алапаихе сегодня торжество, Михайлов день, — пишет он в первом, 8-го ноября, письме из Петербурга. — Я помню, как прошлый год я с Полей и Григорием ходил покупать книги», и немного далее — «Помните ли, милая мамаша, как я в тот день, как уезжал, посадил плющ? Посмотрите, пожалуйста, как он растет». Этот плющ заботит и интересует его ужасно: позднее, уже в конце декабря, обращаясь к сестрице Настасье Васильевне, он опять просит: «Посмотрите, пожалуйста, как растет тот плющ, который я посадил, когда уезжал». В другом письме он рисует себе картину возвращения Александры Андреевны домой. В третьем, по поводу рождественского поста, он говорит: «Прошлую неделю начался пост, и вы, верно, поститесь, мои ангелы, потому что в те счастливые времена, когда я был с вами, вы всегда это делали, и я теперь вспоминаю, с каким удовольствием и радостью мы получили от вас елку, но между Сашей, Полей, Малей, Катей и Миной я не буду участвовать, но, по крайней мере, буду вспоминать».

← в начало | дальше →