Жизнь Чайковского. Часть IV (1866 — 1877)

Петр Ильич, может быть, огорчился, но не обиделся нисколько за этот приговор Балакирева благодаря дружелюбному и полному веры в его талантливость общему содержанию письма. Лучшим доказательством этого служит та горячность, с которой автор «Фатума» печатно выступил месяц спустя со статьей в защиту главы «могучей кучки». Он не только не обиделся, но вскоре присоединился к мнению Балакирева и сжег партитуру «Фатума».

С самого начала сезона Петр Ильич уже начал искать подходящего сюжета для новой оперы. Главным да и единственным предвзятым требованием его было, чтобы действие не происходило в России. Переговоры с Островским о сюжете из эпохи Александра Македонского, известные нам по письму от 25-го сентября, не привели ни к чему. Входить в сношения с другими поэтами композитор боялся: жажда приступить к работе сейчас же заставляла его опасаться, что дело затянется: он по опыту уже знал, как тормозят либреттисты. И вот, бросив поиски поэта, он стал просматривать уже готовые либретто. Радость его была очень велика, коща он нашел в собрании сочинений графа В. Соллогуба нечто совсем подходящее к его требованиям, да вдобавок еще сделанное из его любимейшей поэмы Жуковского, «Ундины».

Недолго думая, не всматриваясь близко в достоинства либретто, довольный и тем, что есть, в самый разгар постановки «Воеводы», среди суеты репетиций, — он приступил в январе к сочинению новой оперы и к началу февраля большая часть первого действия была уже готова, «остальные два» уже сочинены в апреле, и в том же месяце было приступлено к инструментовке. Первое действие он надеялся окончить в мае, прочие — за лето и к ноябрю представить готовую партитуру в Дирекцию императорских петербургских театров, ще, буде он поспеет, Гедеонов формальным письмом обещал ее поставить.

Эта лихорадочно спешная работа в связи с перипетиями, пережитыми за сезон, затем забота об участии старшего из близнецов, кончавшего курс в Училище правоведения, хлопоты и переписка по поводу приискания ему места, по возможности в Москве — все вместе раздражило его нервы и расстроило здоровье настолько, «что он ослабевал до совершенного изнеможения», и доктор нашел необходимым для него купанья в море и питье «каких-нибудь вод», а, главное, безусловный покой.

Лето этого года Петр Ильич провел в Каменке, куца съехалась, кроме Николая Ильича, вся семья Чайковских с Ильей Петровичем во главе. В июне там была отпразднована свадьба Ипполита с девицей Софьей Петровной Никоновой. К этому торжественному дню был затеян фейерверк домашнего приготовления, под руководством старого солдата из артиллеристов, служившего при конюшнях Давыдовых. В свободные часы от инструментовки оперы любимым развлечением, кроме прогулок, у Петра Ильича было участие в этих работах. Вместе со всею молодежью он старательно растирал порох и бертолетову соль, готовил гильзы и клеил фонари для иллюминации. Вообще, несмотря на свои 29 лет, что-то совсем детски радостное и наивно веселое постоянно вспыхивало в Петре Ильиче. В обществе своих 19-летних братьев и других молодых людей он временами казался моложе их. Как ребенком в Алапаеве, он продолжал быть изобретателем всевозможных забав. Так, он сначала выдумал спорт «прыганья через канавы», который увлек всех обитателей каменского общества, не исключая и самого сорокалетнего собственника Каменки, Николая Васильевича. Так точно им придумано было устройство костров во время поездок в лес, и все за ним из кожи вон лезли перещеголять друг друга колоссальностью костра. Одолеть широкую канаву, сравняться ловкостью с лучшим из нас, воздвигнуть самый большой и эффектно горящий костер, судя по его торжествующему виду, по спорам, которые по этому поводу возникали, ему, казалось, было столь же интересно, как добиться успеха одного из своих музыкальных чад.

В конце июля партитура «Ундины» была готова, и на этот раз очень рано, в начале августа, Петр Ильич возвратился в Москву.

← в начало | дальше →