М. И. Чайковский. Детские годы П. И. Чайковского
В начале августа Александра Андреевна выехала из Алапаевска в Петербург с падчерицей, с дочерью и с Петей, чтобы устроить последнего в каком-нибудь учебном заведении.
Первоначальное намерение родителей было не разлучать двух старших сыновей и поместить в то же заведение — Горный корпус. В силу каких соображений это намерение изменилось, отчего было избрано для младшего Училище правоведения — совершенно неизвестно. Как догадку можно выставить предположение, что оно было очень рекомендовано старинным приятелем Ильи Петровича — Модестом Алексеевичем Вакаром, у которого Николай был на попечении. Брат Модеста, Платон Алексеевич, впоследствии игравший большую роль в жизни Петра Ильича, был правовед и, как все они, очень преданный своей alma mater. <...> Но возможно также, что это учебное заведение, будучи тогда еще молодым, имея вообще отличную репутацию, заставляло много говорить о себе и поэтому, независимо от влияния Вакара, обратило на себя внимания Александры Андреевны14.
Петр по возрасту не мог сразу стать правоведом и первоначально должен был провести два года в так называемом приготовительном классе Училища. <...> Имело оно всего два класса, называемые отделениями: младшее и старшее.
Благодаря отличной подготовке наш мальчик выдержал одним из первых вступительный экзамен и к концу августа был включен в число воспитанников младшего отделения приготовительного класса Училища правоведения.
В первое время праздничные отпускные дни он проводил с матерью, которая, кроме того, пользовалась всяким случаем навещать его, так что, благодаря этим частым свиданиям, переход от семейной обстановки к школьной, хотя, очевидно, не мог быть легок, но, во всяком случае, не оставил особенно горьких воспоминаний у Петра Ильича. Гостить в Петербурге, однако же, долее середины октября Александре Андреевне было нельзя.
И тогда наступил, по собственным словам композитора, один из самых ужасных дней его жизни: день разлуки с матерью.
Дело происходило на Средней Рогатке, куда, по обычаю тех времен, ездили провожать отъезжающих по московской дороге. Кроме двух мальчиков с отъезжающими был еще родной дядя Зинаиды Ильиничны — Илья Карлович Кейзер, который вместе с детьми должен был вернуться в Петербург. Пока ехали туда, Петя поплакивал, но конец путешествия представлялся отдаленным и, ценя каждую секунду возможности смотреть на мать, он сравнительно казался покоен. С приезда же к месту разлуки он потерял всякое самообладание. Припав к матери, он не мог оторваться от нее. Ни ласки, ни утешения, ни обещания скорого возвращения не могли действовать. Он ничего не слышал, не видел и как бы слился с обожаемым существом. Пришлось прибегнуть к насилию, и бедного ребенка должны были отрывать от Александры Андреевны. Он цеплялся за что мог, не желая отпускать ее от себя. Наконец это удалось. Она с дочерьми села в экипаж. Лошади тронули, и тогда, собрав последние силы, мальчик вырвался из рук Кейзера и бросился с криком безумного отчаяния бежать за тарантасом, старался схватиться за подножку, за крылья, за что попало, в тщетной надежде остановить его...
Никогда в жизни без содрогания ужаса Петр Ильич не мог говорить об этом моменте. Впечатление этого первого сильного горя бледнело единственно только в сравнении с еще сильнейшим — смертью матери15. <.. .>
Мрачная тень этой разлуки легла на первые годы его школьной жизни. Тоска по матери стерла все остальные впечатления, заглушила все прежние стремления, желания и думы. Два года он провел ... только в непрестанном ожидании свидания с родителями. Ничто остальное не занимает, не тревожит, не развлекает его.
<...> Это подавленное моральное состояние не отразилось вредно на учении. Прекрасная подготовка ... и привитая с детства добросовестность в труде сделали то, что он был одним из самых первых учеников своего отделения.