В. П. Погожев. Воспоминания о П. И. Чайковском
Желание Петра Ильича было, конечно, удовлетворено, и в очередном весеннем репертуарном совещании у Всеволожского постановка оперы «Чародейка» была намечена на вторую половину октября 1887 года.
Мои нередкие беседы о «Чародейке» с артисткой Эмилией Карловной Павловской, а отчасти, может быть, впечатление от разговоров с самим Чайковским внушили мне ожидание большого успеха этой оперы. Интересный сюжет трагического романа русской Кармен, столкновение отца и сына на страстной любви к разгульной Куме, интрига мстительного подьячего Мамырова и, наконец, жестокость расплаты двусторонне оскорбленной — и в своей гордости, и в чувствах матери и жены, высокомерной княгини — все это вместе давало, казалось бы, талантливому композитору простор для размаха в музыкальной иллюстрации как характеров действующих лиц и драматических положений, так и бытовых картин. Но, к общему сожалению и глубокому огорчению композитора, судьба решила иначе: ожидания эти не оправдались.
Помимо огрехов в музыкальной композиции, о которых много говорилось и писалось и о чем я судить не берусь, — причины малого успеха оперы «Чародейка», недолговечность ее на петербургском репертуаре и переселение ее обстановки в московский Большой театр надо приписать в значительной мере неблагоприятности вокальной партии заглавной роли. К тому же ко времени постановки «Чародейки» голос Э. К. Павловской оказался уже значительно утомленным, да и сама роль Кумы, как я имею основание думать, по разговорам с самой артисткой, не пришлось ей ни по душе, ни по средствам.
Первое представление «Чародейки» состоялось в Петербурге на Мариинском театре 20 октября 1887 года. Исполнителями были: Кума — Павловская, Князь — Мельников, Княжич—Васильев 3-й, Княгиня —Славина, Ненила— Долина, Мамыров —Стравинский, Кичига — Карякин, Паисий —Васильев 2-й и Кудьма — Павловский. Вот что пишет Г. П. Кондратьев в своем донесении директору об этом спектакле:
«Большой переполох с утра, по случаю болезни обеих княгинь — Славиной и Фриде. Наконец, хотя и хриплая, Славина согласилась петь с анонсом.
Первое представление оперы такого автора, как Чайковский, составляет всегда эпоху в музыкальном мире Петербурга. Публика этих представлений держит себя знатоками, и по их отношению к новому произведению нельзя верно судить о том, как отнесется к этой же опере публика обыкновенная, то есть пятого, шестого и следующих представлений. Мой взгляд на Чайковского и по этой опере остается тем же, что и прежде: наделенный от природы громадным симфоническим талантом, он всегда и во всех операх симфонист, а не оперно-вокальный композитор. Прочитав либретто, он передает верно настроение, полученное им от этой драмы, в красках оркестра, в котором у него и все главные мотивы, выражающие это настроение. К самым же словам, которые должны петь артисты, он настолько невнимателен, что это ему не дает идеи мотива мелодии. Вот почему во всех его операх собственно певец представляет не более как один из элементов, входящих в общее симфоническое изображение драмы. Конечно, есть у него во всякой опере несколько номеров, написанных, так сказать, для певцов- солистов, и такие-то номера и вывозят его оперы. К подобным номерам в „Чародейке" можно отнести во втором акте арию Мельникова, дуэт Славиной с Васильевым 3-м; в четвертом акте романс Васильева 3-го и романс Павловской. Очень хороши, кроме того: весь первый акт по живости, роль Васильева 2-го, более других характерно обрисованная как тип своеобразной музыкою, децимет a cappella в сопровождении хора, „песнь о хмеле" и пляска скоморохов (повторенная по настоятельному требованию публики). Во втором акте очень хороши несколько фраз речитатива Мамырова (Стравинского), вызвавшие взрыв аплодисментов, и превосходен удаляющийся хор после народной сцены, который остался не понятым публикой. Третий акт вообще растянут, скучен, а особенно любовный дуэт, долженствовавший быть ядром всей оперы, совсем неуместно длинен, сух и темен. Хотя в нем и есть фразы у сопрано и тенора, начинающиеся очень ясно и мелодично, но автор, как бы пугаясь мелодии, сейчас же бросает ее дальнейшее развитие и заканчивает дуэт имитациями, весьма трудными по модуляциям, не оставляющими хорошего впечатления. В четвертом акте замечательна по. симфонической красоте и силе впечатления буря; очень хорош хор, сопровождающий убитого Княжича.
Исполнение оперы было старательное, а со стороны Мельникова, Стравинского, Славиной и Павловской — талантливое. Маленькую роль Кудьмы Павловский исполнил очень характерно. Хор и оркестр были безукоризненны.
Что касается постановки, то она сделала бы честь любому театру в мире. Декорации Бочарова, в особенности второго акта, — бесподобны.
Автор сам дирижировал все оркестровые репетиции и предполагает дирижировать первые три представления оперы (сбор 3605 р. 50 коп.)».
По поводу второго представления «Чародейки», состоявшегося 23 октября, в кондратьевском отчете читаем:
«Второе представление „Чародейки" прошло гораздо глаже и лучше. Публика, как и всегда бывает с публикой по возвышенным ценам, была очень сдержанна. В первом акте хорошо аплодировали за арию Павловской; понравились децимет и танцы, хотя их сегодня не повторяли. После первого акта вызвали артистов и Чайковскому поднесли лавровый венок. Во втором акте, как и в первый раз, аплодировали за дуэт Славиной с Васильевым 3-м, речитатив Васильева 2-го, Стравинского и арию Мельникова. После акта вызвали три раза всех артистов с автором. Третий акт сегодня прошел горячее, и публика отнеслась к нему гораздо лучше первого представления,и вызовы после него были сильнее. Последний акт — четвертое действие— сегодня было понято, оценено и принято публикой гораздо лучше, чем на первом представлении. Очень хороший эффект делает факел, с которым Павловский появляется в бурю. Окончилась опера в 11 с половиной часов (сбор 3615 р. 50 коп.)».
Четвертое представление «Чародейки» 2 ноября 1887 года дано было в абонемент. Этот спектакль очерчен режиссерским донесением так:
«На десятое представление абонемента дана „Чародейка". Публика принимала оперу прохладно, вызывая только по одному разу за первые три акта и три раза за четвертый акт. После четвертого акта послышались и вызовы автора, но Чайковский на вызовы не вышел, обиженный невниманием к себе абонемента, для которого, из любезности, он остался дирижировать четвертый спектакль своей оперы. Г-же Фриде партия Княгини больше по голосу, чем Славиной, но Славина и по фигуре, и по игре, и по силе выражения производит гораздо большее впечатление. В исполнении Михайлова [Паисий в опере „Чародейка"] еще заметнее вся непрактичность ведения голосов Чайковским — беспрестанно встречаются фразы, от которых вследствие звучания их в низком регистре до публики не доходит ничего. Павловская и Стравинский и сегодня имели большой успех (сбор 2950 руб. 20 коп.)».